***
Маленький приход, как большая семья. Это дом, в котором умеют заботиться, умеют любить, умеют просто быть рядом. Нас объединяет не кровное родство, но Нечто большее. Нас объединяет Общее Дело – Литургия. Мы собираемся вокруг Чаши, о Которой молимся и Которой причащается. Соединяясь духовными узами, мы всегда стремимся продлить и душевное общение. Оно учит нас любить, это крайне важно, «ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» (1 Ин 4:20).
В большом современном городе, жизнь течет быстро, нас затягивает водоворот событий, и все же мы вырываемся из него, чтобы разделить радость простых моментов, радость бытия. В дружных семьях есть место традициям. Традиции же сближают и наших прихожан. Я расскажу вам сегодня об одной из них. В воскресенье, где-то в середине сентября, клирики и прихожане нашего храма отправляются на совместную теплоходную прогулку по Москва – реке. Наш храм находится на набережной, поэтому обычно мы отдаем швартовы с ближайшей к храму пристани.
Сегодня 16 сентября – день речной прогулки. И началось все, как это часто бывает, с суеты. Между службой и отправлением нашего теплохода был короткий промежуток времени, в который нужно было вместить молебен и литию, традиционный чай у южной стены храма, обед, уборку стола и, как оказалось, крестины! В общем – то, не простое дело. В итоге о. Максим, крестивший младенца, остался без обеда. Хорошо, что он настоял на трапезе непосредственно на теплоходе во время речной прогулки. Но Галина Григорьевна, наш повар, все равно переживала за него, и еще потому что боялась не успеть убрать продукты. Думала даже и вовсе никуда не ехать. Слава Богу, решилась.
Накрапывал дождь. Взрослые переживали за детей, как бы не промочили ноги, и не простыли. К тому моменту, когда мы выходили из храма, чтобы пойти к причалу, он уже лил сплошной стеной. Небо заволокло, но не тучами, нет – густой, молочно-пепельной дымкой. Все надеялись, что она вот-вот рассеется. Не тут-то было! Мы дружно бежали сквозь эту пелену и крупные капли. Кто позаботился заранее – тот под зонтом, кто нет, так так – «простоволосыми». Мы все бежали к Вдохновению – кораблику, который нас покорно ждал.
Я шла на теплоход за радостью и возможностью облачить свои мысли и чувства в слова, в живой текст. Пришла одной из первых, и некоторое время просто стояла на верхней не застекленной палубе. Как завороженная (мне даже кажется, с глуповатой, романтической улыбкой) с тетрадью в руках я смотрела на дождь и серую воду в реке, покрытую мелкой рябью, воду, которую то тут то там, разрезают дорожки плавающих уток. Смотрела на Москву на том берегу, тоже серую и как будто более далекую чем в сухую погоду. Я вдыхала прохладный ветер, слушала дождевые пробежки по воде и по крыше. Слушала неторопливый ход реки и фыркающее ворчание мотора. Как ни крути, такая обстановка наводит на задушевные беседы и разного рода размышления.
На нижней застекленный палубе, маленькой, теплой и от того особенно уютной после пробирающих до дрожи дождя и ветра, бурлила жизнь. Матушка Татьяна, директор воскресной школы, с родителями, преподавателями и детьми обсуждала наступивший учебный год. Планировали совместные поездки, экскурсии, темы и виды занятий. Сергиева лавра и Храм Христа Спасителя, Закон Божий, Рождественское представление, рисование и золотное шитье, поделки для праздника милосердия «Белый цветок», посещение больницы. У матушки всегда много разнообразных планов.
Сверху спустился о. Максим: «Поете? Нет, все еще обсуждаете? Сколько же можно обсуждать?» Стал читать «Отче наш…», благословил трапезу. А потом, и для меня это было сюрпризом: «Благоденственное и мирное житие…» Матушка шептала: «Поднимайся, поднимайся!» – и на стул взгромоздилась девочка, дочь о. Александра. Мы пели «Многая лета» и чествовали Василису. О. Максим поздравил ее с именинами и подарил книгу, матушка Татьяна – ангелочка. Мне показалось, что Василиса даже немного взвизгнула от радости. Я бы тоже обрадовалась, если мои именины в детстве отмечали таким образом.
– О. Максим, вот я подумала – щебетала матушка Татьяна – может быть, детский хор…
– А такой есть?
– Вот да. Хотим чтобы был. Может быть, мы будем петь 33 псалом?
– Чтобы петь 33 псалом на Всенощной… – я подумала, он хотел сказать, что дети для этого должны хотя бы просто приходить на Всенощную.
– Нет, не на Всенощной – перебила его матушка. В конце Литургии. Его сейчас нет, но может быть, мы его добавим и будем петь? Все прихожане.
– Давайте сначала одну ектенью какую-нибудь станете петь, или «Тело Христово». Вот «Тело Христово», что никто не поет?
Да, я помню, этот вопрос возникал уже не раз. О. Максиму хочется, чтобы прихожане вместе пели это песнопение во время Причастия. Мне тоже нравится такая добрая традиция. Я вообще люблю петь, хотя крайне не уверена, что у меня правильно и хорошо получается. Но разве не чудесно «едиными усты и единым сердце» молиться и радоваться за тех, кто сейчас подходит ко Святой Чаше!? Радоваться, что люди принимают Тело Христово, вкушают Бессмертного Источника. И молиться, чтобы они приняли это Таинство в жизнь вечною, но «не в суд или во осуждение». А если и сами причащаемся, то «рцем и о себе самих». Правда, почему так мало людей поет «Тело Христово», ведь и хор, замолкая, нам в это время уступает место? «Пойте Богу нашему, пойте. Пойте, Цареви нашему, пойте.» (Пс. 46:7)
В этом году наша речная прогулка проходила более узким кругом, что связано с вместимостью теплохода, но зато с размахом. Внизу нас ждал богатый стол: закуски, горячее, фрукты, соки – совместная трапеза всегда располагает к теплому общению. Некоторые взрослые прихожане, взяв закуски, вместе с о. Максимов вернулись на верхнюю палубу. Они обсуждали сложившуюся ныне непростую ситуацию в Церкви. Говорили не громко, и мне сбоку было плохо слышно. Не хотелось никого расталкивать, чтобы пробраться в центр круга, да и стоять с сырыми ногами было холодно. Я вновь спустилась вниз.
Одна девочка прислонила лист бумаги к оконному стеклу. В этом положении ей как раз очень удобно рисовать то, что видно за окном. А там вода, да так высоко стоит, что вот-вот лизнет своим языком оконную раму. Мы в судне и как будто по пояс в воде. Это рисует Настя.
На фоне Андреевского монастыря и Учебного комитета. Справа налево: Председатель Учебного комитета протоиерей Максим Козлов и сотрудники Учебного комитета диакон Димитрий Каширин, Татьяна Прусакова, священник Александр Стародубцев.
Говорят, что первый человек, которого мы видим, заходя в храм – свечница. У нас не так. Заходя в храм перво-наперво мы видим лицо Насти. Настя – хранитель тишины. Она смотрит на вас немного исподлобья с легкой полуулыбкой. К губам приложен указательный палец. Она не призывает, но как бы приглашает помолчать. Ее выражение лица намекает на знание какой-то тайны. И если там, за закрытыми дверями, тайна, то стоит ли кричать?! Нет, тайну нужно слушать тихо, с благоговением. Об этом и говорит нам фото первоклассницы Насти, приклеенное на дубовые двери, отделяющие притвор от основной части храма.
Сегодня Настя одета не по погоде. Многие из нас сегодня одеты и обуты не по погоде. На корабле Настя кутается в бежевый вязанный кардиган. Кажется, что он ей велик. Но сейчас так шьют одежду, что не поймешь – такой ли это крой, или все же вещь не по размеру. Настя гораздо чаще других отроков и отроковиц бывает на Всенощных в храме. Иногда она бывает там одна. Мама приводит ее, а потом забирает. Жаль, что у нас, взрослых, много забот и попечений, и не всегда мы можем себе позволить бывать на службе. Зато радостно, когда в семье есть маленькие благочестивые молитвенники – дети.
У Насти свое послушание в храме. Во время Полиелея она держит митру. Я думаю, что это подарок от Бога. Бог радуется, когда мы с ним общаемся – молимся. Хочет в ответ и нас порадовать. Так Он радует Настю, вознаграждает за усердие. Интересно, о чем она думает, держа митру? Я замечала, как она разглядывает иконы на верхней ее части. Митры разные в цвет праздничного облачения и иконы разные. У нее есть еще одно задание на Всенощной. Думаю, она сама его выбрала. Настя убирает свечи и оплывший воск с канона. Иногда она следит вместе со мной за ходом богослужения по тексту, и подпевает с хором то, что читает.
Наши прихожанки: Юля Подцюк, Алена Ероховец и матушка Татьяна говорят о рецептах выпечки. Юля – знатный пекарь. Она часто радует нас на воскресных чаепитиях домашними пирогами и тортами. Ее муж, Павел, читает маленькой дочери Леночке сказки. Читает с «чувством, с толком, с расстановкой». Видно, что ему самому очень нравится. Он широко улыбается, и тогда верхняя губа прячется в седеющих усах.
Коля Ероховец помогает своему младшему сыну Сереже съесть куриное крылышко. У Сережи пшеничного цвета волосы. Его старший брат Ваня со светлыми, будто серебристыми волосами одет в белый свитер и серые твидовые брюки с рисунком «елочкой». Этим он напоминает мне английского джентльмена. Их мама Алена в юбке из такой же ткани и тоже в белой кофточке. Семейная гармония бывает даже в мелочах.
Я задумалась, и видимо, неосознанно засмотрелась на человека. Он помахал мне рукой, как бы извиняясь с улыбкой проговорил: «Прием пищи». Я утвердительно махнула головой: «Да, мол, понимаю» – вспоминая о том, что и сама когда-то изучала основы сбалансированного питания, с успехом применяла их в своей жизни. Вот еще один человек достал свой контейнер с едой. «Коробочники!» – послышался радостный возглас того, кто мне махал. О, да! Разделяю его чувства. Любое дело приятнее и легче совершать в команде единомышленников, и уж тем более такое непростое, как изменение пищевых привычек. Я рада, что многие в нашем приходе решили заботиться о своем здоровье, и с помощью консультантов питаются сбалансированной пищей. Рада за других, а о себе грущу, ибо «Мало знать, нужно и применять, мало уметь, нужно и делать», а я не применяю и не делаю. Много знаю о здоровом питании, но сейчас безалаберно отношусь к этому аспекту жизни. Никак не могу вернуться в некогда привычное состояние ЗОЖ. Ужасное внутреннее сопротивление всем этим коробочкам, измерением порций, определенному времени для еды, отказу от лакомств. Наверное, я даже завидую благоразумному воздержанию других, и злюсь на себя, что не иду сейчас этим путем.
Окунувшись в свои думы, я не заметила, как ко мне подошла Лена. Она задала вопрос, который был сегодня весьма популярен: «А что ты пишешь?» Я коротко рассказала. И Лена стесняясь, но с радостью сообщила, что тоже иногда пишет заметки. Она прочитала мне свой короткий рассказ о том, как встречала жениха из армии. Рассказ полный трепетной нежности, сомнений в одном и уверенности в другом, легкой досады одновременно с осознанием правильности и принятием сделанного шага. Ее, тогда еще жених, а ныне верный любящий супруг и отец двух чудесных детей, услышав рассказ, сказал, что не верит, что его написала Лена. Здесь она нервно хихикнула, и я ее понимаю. Каждому творческому человеку, особенно начинающему, хочется услышать слова одобрения и поддержки, похвалы своих произведений. Конечно, именно это и пытался выразить Ленин муж, но почему же мы так неумело говорим комплименты?! Разве кому-то хочется услышать сомнение в том, что мы могли такое написать, нарисовать, сделать? Почему бы не сказать то, что на самом деле прячется за этими словами? Например: «Я так удивлен! Твой рассказ очень трогателен и красиво написан. Мне приятно, что ты испытываешь ко мне такие глубокие чувства, и можешь выразить это на бумаге. Я рад, что ты помнишь детали нашей встречи. Горжусь тем, что ты так талантлива, что ты моя жена. Спасибо». Наверно, я слишком романтична, и, может быть, так уже никто не говорит, но мне бы хотелось, чтобы говорили. Подобные отзывы помогают начинающим писателям и художникам поверить в себя и продолжать развиваться. Также как и конструктивная критика, высказанная с уважением и любовью к человеку.
Теплоход уже развернулся, и мы двигались по направлению к храму. Я вновь поднялась наверх. Тема беседы взрослых изменилась. Теперь говорили о театре, концертных сезонах, покупке билетов, наиболее удобных местах, новых постановках и рецензиях на них. В общем, новости культуры. Здесь же был и Максим Нурмухаметов с гитарой. Немногим раньше он радовал детей внизу, теперь наверху взрослых. Я эту песню не знаю, а пели все! Мне запомнились некоторые строки:
Поступили жестоко,
Обломали крылья
…
А меня они оставили плакать
Сидя на стиральной машине в ванной
Теперь я знаю, что это творчество Петра Налича, которого о. Максим очень любит. Для о. Александра пели про последнюю осень. Слова «о. Георгия» – так они почему-то в семинарии называли Юрия Шевчука. Собрался квартет: о. Александр, о. Дмитрий, Максим Нурмухаметов и Надя Долженкова. Их с острейшим вниманием слушала Татьяна Ивановна.
В последнюю осень, ни строчки ни вздоха.
Последние песни осыпались летом.
Прощальным костром догорает эпоха,
И мы наблюдаем за тенью и светом.
«Ну вот! А то все «Что такое осень…» – с удовольствием произнес о. Александр, допев последний куплет.
К нам поднялась матушка Татьяна, и стала укутывать своим палантином Татьяну Ивановну.
– Нет, матушка. Ну что вы! Вам самой надо. А я уже взрослая! – Татьяна Ивановна – пожилая прихожанка нашего храма, а звучало-то как раз ужасно по-детски, и от того очень смешно.
– Да я сейчас все равно вниз спущусь.
– Правда?! – и Татьяне Ивановне пришлось уступить.
Матушка Татьяна заботилась о сырых детских ногах. Надевала на босые ступни целлофановые пакеты, а сверху сырые колготки и ботинки. Интересно, пакеты помимо защиты от влаги создают «парниковый эффект», грея детские пятки?
Юля Подцюк вручила о. Александру бутылочку масла, освященного на мощах святителя Луки Крымского. Наш пастырь не замедлил им воспользоваться: крестное знамение на лбу с твердой верой, что по молитвам святого врача и исповедника Луки никто из нас не простудится. Думается мне, что в таких мелочах и простоте сердца обнаруживается искренняя вера.
Мы причалили. Когда я пришла в трапезную храма, первой кого увидела была Настя. Она сидела возле стены у еще никем не занятого стола и дрожала, терла руки одну о другую, пытаясь согреться. Все таки, теплый джемпер был не ее, а Юлин. Вскипел чайник. Мне кажется, не прошло и пары минут, а Настя уже выбежала из-за стола. Когда она успела выпить чай? Дети!
Трапезная понемногу наполнялась. Галина Григорьевна раздавала всем оставшиеся съестные припасы. Матушка Татьяна говорила младшей дочери Кате, что, когда приедут домой, ей нужно пойти в горячую ванну. «Нет, нет! Только не в горячую, можно в теплую. Я люблю лежать в теплой ванне с головой. Ну вот так…» – она очертила руками контур лица – «Вот так над водой, а остальное под водой. Я люблю так лежать в теплой ванной» – тараторила маленькая Катя, закрыв от удовольствия глаза. «Мы оставили Аню в хоровой студии. Наверно, она ждет нас уже больше часа» – посетовала матушка Татьяна. Точно, Аня! Вот кого мне не хватало на теплоходе.
Разошлись почти все. О. Дмитрий пил чай, мы с Надей кофе. Павел Григорьевич, Галина Григорьевна и Татьяна Евгеньевна ракию. Иной раз, рюмка ракии бывает весьма кстати. Она согревает озябшее тело, и раскрывает широту души. Мы пьем ее, вспоминая Болгарское солнце и спелый виноград. Больше всех, конечно, Павел Григорьевич вспоминает. Для него Болгария – вторая Родина. И с какой же любовью он всегда о ней рассказывает! Галина Григорьевна тоже повеселела, утренней тревоги как не бывало. Ее сменили покой и радость дружеского общения на теплоходе и в стенах родного храма. Радовались, «что раскрутили о. Максима на мемуары» – чем больше мы узнаем друг о друге простых вещей, тем ближе мы становимся. Мы шутили, болтали о том о сем, и радовались, что несмотря на погоду, наша теплоходная прогулка удалась на славу.
Я чувствовала, что люди, которые меня окружают – это и есть тот «праздник, который всегда с тобой». Ведь, чтобы праздник был здесь, его стоит носить в душе, и помнить, что «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17:21), а еще о том, что «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13:35).
Автор Татьяна Гурьянова – ответственная за молодежную работу на приходе, звонарь храма.
Follow
